Упоминал Шекспир и о так называемых smockraces («smock» — китель, рабочая одежда), в которых участ­вовали женщины и которые были обычным явлением в Англии и Шотландии XVII—XIX веков. Наградой победительнице часто служил китель, откуда и пош­ло название. Но призами могли быть и нижнее бе­лье, платья, шляпки, ткани, верхняя одежда, баранья нога, соль, сахар и многое другое, как отмечает анг­лийский профессор Питер Рэдфорд, в прошлом сам спринтер мирового уровня.

Женщины бегали по выходным дням, церковным праздникам, местным памятным дням, на ярмарках, свадьбах, скачках, крикетных турнирах и других ме­роприятиях. В соревнованиях участвовало от двух до шести женщин. Присутствовала возрастная града­ция: до 15 лет, до 20 или 25 и старше 35 лет.

«Бег в кителях» проводился в определенном мес­те в определенное время, год за годом. Награда вы­ставлялась на шесте на всеобщее обозрение за не­сколько дней до бега либо подвешивалась на дерево. Денежные премии выплачивались состоятельными людьми округи либо собирались специальным коми­тетом. Сезон продолжался с апреля по октябрь, а пик его приходился на май и июнь.

Питер Рэдфорд собрал свидетельства о большинс­тве таких праздников, проводившихся в графстве Кент в Южной Англии, на протяжении XVIII века там состоялось более 20 ежегодных фестивалей. Один из самых ранних и важных пришелся на 1639 год, когда умер судья, местный аристократ сэр Дэдли Диггс. Он пожертвовал 20 фунтов (что примерно соответствует сегодняшним 2300 фунтам) на ежегодные выплаты юноше и девушке, победившим в беге 19 мая, извес­тном как «Раннинг-лендз». Он проходил каждый год на Олд-Уайвз-Лиз, там же 1 мая проводился квалифи­кационный забег перед основным состязанием. Чтобы принять участие в главном забеге, претенденты долж­ны были успешно пройти все предшествующие круги.

Забеги «Раннинг-лендз» проводились вплоть до се­редины XVIII века. Молодые девушки и женщины продолжали эту традицию, которая досталась им от прабабок и матерей, как ради забавы и веселья, так и ради престижа и призов. Размер награды менялся, и победитель не всегда получал десять фунтов, так как это были большие деньги — молодая служанка столь­ко зарабатывала за год. Мы не знаем, какова была дистанция на этом фестивале, но месяцем позже, на праздник летнего солнцестояния, устраивались забе­ги на 200 метров у женщин и на 400 у мужчин.

Соревнования в Кенте были организованы по сис­теме, принятой на Олд-Уайвз-Лиз. А вот на расстоя­нии двух миль оттуда, в Брэдбурн-Лиз, победителям соревнований не разрешалось участвовать в них пов­торно — даже тем, кто победил на Олд-Уайвз-Лиз. Кандидаты проходили строгий отбор — и на сорев­нованиях в Кенте такое происходило сплошь и ря­дом. Те, кто выигрывал самую престижную гонку графства, должны были смириться с тем, что в со­ревнованиях меньшего масштаба им участвовать не придется. Раз существовали такие правила, можно сделать вывод, что победители желали участвовать в последующих соревнованиях, и иногда они получали возможность выступить в других городах. Согласно Питеру Рэдфорду, это один из старейших примеров, подтверждающих наличие организации у женщин, принимавших участие в беге.

Обычно такие «бега в кителях» были частью боль­шого развлекательного действа, где юноши карабка­лись по гладким шестам, боролись и вообще народ развлекался и смеялся, в том числе и над бегущими женщинами.

Приезжим из других частей Европы такие меро­приятия всегда бросались в глаза. Женщин даже взве­шивали, как жокеев перед скачками, хотя это и не играло большой роли. Порой соревнования прини­мали и гротескную форму. Эпизод романа «Эвелина» 1778 года рисует нам следующую картину: две пожи­лые женщины бегут взапуски, к великому удоволь­ствию устроившего этот бег дворянина. Женщины уставали; они тяжело дышали, спотыкались и па­дали, но соглашались быть выставленными в таком дурацком свете, ведь речь шла о ста фунтах, а они нуждались в деньгах.

Женская одежда XVIII—XIX веков не располагала к бегу. Длинные платья уменьшали длину шага, кро­ме того, в них путались ноги. Облегающая женская одежда была продемонстрирована на соревнованиях в Уолуорте в 1744 году, не без цели собрать больше публики.

Уильям Сомервиль описал в 1740 году цыганку по имени Фуска, чьи «жадные глаза усмотрели большую наживу» и чьи вымазанные навозом ноги вызывали негодование публики. Она поскользнулась и грохну­лась на спину под издевательский смех публики, од­нако поднялась и пошла дальше.

Издевательства и стыд не доставляли Фуске беспо­койства, так как цыгане находились вне социальных норм и извлекали из этого выгоду. Они охотно выпол­няли работу, считавшуюся постыдной. В обществе господствовало представление о нечистоплотности цыган. Они находились вне церковной общины и считались распространителями аморальности и за­разы. Бег не считался постыдным занятием, но цы­гане много путешествовали и имели развитые ноги. Беговые фестивали могли очень просто сочетаться со странствующим образом жизни.

Много беспокойства на таких соревнованиях до­ставляли собаки. В 1739 году в объявлении о сорев­нованиях в Сэндвиче было сказано, что «все заме­ченные на соревнованиях собаки будут застрелены». Одиннадцать лет спустя объявление гласило «остав­ляйте собак дома, а не то их застрелят».

Начиная с XVIII века английские женщины бегали и на длинные дистанции. Некоторые семьи переез­жали с места на место, организовывая показательные бега. Эмме Матильде Фриман было в 1823 году 8 лет, но она не была похожа на своих сверстниц. Родители организовывали соревнования для дочери, и в тот год она уже имела за плечами две дистанции по 30 миль (48 км) и одну в 40 миль (64 км). Маленькая крошка нравилась публике; а весь свой заработок отдавала родителям. Эмма Матильда была живым доказатель­ством выносливости юных особ прекрасного пола.

Среди женщин-бегуний и скороходов в Англии XIX столетия находились представительницы самых разных возрастов — от девушек до дам преклонного возраста. Они были замужними и незамужними, де­вами и вдовами, но все они принадлежали к низшему социальному слою. Ниже на социальной лестнице стояли только люди, кочевавшие с места на место и семьи, занимающиеся попрошайничеством среди зрителей.

— Поспорим, что эта женщина выдержит длин­ную дистанцию? — закричал человек и показал на свою мать, шестидесятилетнюю ирландку Мэри Мотулуллен, чьи впалые щеки и натренированное тело не давали основания ставить много против нее. Как владелец цирка демонстрирует публике экзоти­ческое животное, сын показывал на мать и подбадри­вал слушателей задорными комментариями.

«Эти деньги легко достаются», — думала англий­ская публика, видя босые ноги и тряпичные платья Мэри, ее престарелый вид и внешность, выдававшую бедняка.

В 20-е годы XIX века Мэри Мотулуллен путешест­вовала с двумя сыновьями. Люди, встретившие их в октябре 1826 года, слышали, как они утверждают, будто Мэри пробежит 90 миль за 24 часа, и сомнева­лись в том, что подобное возможно. Как обычно бо­соногая, Мэри вышла на старт, однако ей пришлось преодолевать препятствия, которые были труднее самой дистанции. Букмекеры старались уговорить ее сойти с дистанции и предлагали большие деньги, чтобы выиграть пари. В другой раз, в Линкольншире, она финишировала на 8 минут позже на дистанции в 92 мили, которые она собиралась пробежать за сутки, из-за того, что свора мальчишек-хулиганов мешала ей, плевала в ее сторону и не давала бежать.

Толпы людей, пьянство, зрелищность, сопровож­давшие труд Мэри, превращали ее жизнь в постоян­ную жертву. В другой раз ее видели нарядной, опрят­но одетой, в новой шапке с вуалью, пожертвованной каким-то меценатом, в сопровождении скрипок и барабанов. Она обладала своеобразной харизмой, выделялась из современного ей общества и, будучи истинной дочерью народа, демонстрировала, что воз­раст — не помеха зарабатывать себе на хлеб ногами, если речь идет о том, чтобы вырваться из нищеты.

В 1833 году семидесятилетняя шотландка вызвала большой переполох, заявив, что намерена пробежать расстояние от Пейсли до Ренфрю — то есть 96 миль — за 24 часа. Дороги были заблокированы, народ пошел врукопашную, так что трещали кости и вылетали зубы. Так много было выпито, так много нанесено травм, что приставу пришлось арестовать женщину и посадить ее за решетку, чтобы восстановить порядок.