Бога рядом нет, меня тоже, мать и отец далеко, ты должен справиться с задачей сам.

Совет Перси Уэллса Серутти бегунам на средние дистанции.

Часто кризис, переживаемый человеком, может вы­вести его к какому-то новому смыслу существования. Есть много примеров того, как люди проходят через отчаяние и жизненные трагедии и выходят из них сильнее и увереннее, чем были раньше.

Австралийский тренер по бегу Перси Уэллс Се­рутти (1895—1975) начал дело своей жизни именно после такого периода. В 1939 году он весил всего 45 килограммов, его пищеварение не функциониро­вало, он страдал от сильных мигреней и ревматизма. Сильнодействующие медикаменты разрушили его внутренности, и врачи оставляли ему еще пару лет жизни.

В тот год, находясь в мельбурнской библиотеке, Серутти словно прозрел, он стал видеть себя духов­ным человеком, стал видеть свою чистую природу. Это было похоже на пробуждение, и в таком состоя­нии он оставался в течение пяти дней.

Серутти получил в свое распоряжение полугодо­вой отпуск, чтобы восстановить здоровье. Вследствие болезни он лишился права управлять автомобилем и должен был всюду ходить пешком. Однажды бес­сонным утром он пошел на стадион Каулфилд в Мельбурне, где в предрассветных сумерках бегали лошади. Элегантный, хорошо выдресированный конь по имени Аякс пронесся мимо Серутти. С удивлени­ем посмотрев на коня, Серутти почувствовал, будто Аякс хочет сообщить ему о чем-то. По пути домой он, находясь под впечатлением от Аякса, вдруг почувс­твовал желание бежать, сначала медленно, потом в полную силу, пока не остановился. Его сердце уча­щенно билось. Он не бегал в течение многих деся­тилетий, и это дало ему ощущение, как будто жизнь началась заново, бег словно стал спасением для него.

Он бросил курить и перешел на фрукты, овощи и мюсли, стал вегетарианцем. В течение трех лет Серутти ел только сырую пищу, за исключением слегка выпаренных овощей. Он много передвигался пешком, бегал, плавал, ходил в походы на природу. Чем больше он это делал, тем лучше становилось со­стояние его организма. Он стал читать философские книги и углубился в религиозную литературу, искал античной и библейской мудрости. Серутти жадно впитывал в себя истины, изучая книги по йоге и тру­ды нобелевских лауреатов по медицине. Он всегда чувствовал, что должен сделать что-то, что войдет в историю, и теперь обрел свой жизненный путь.

Серьезное влияние в его увлечении бегом на Серутти оказал Артур Ф. X. Ньютон, написавший в 1935 году книгу «Бег». Ньютон рекомендовал медлен­ные, постепенные тренировки в спокойном темпе и постепенное наращивание их продолжительности.

Бег помог Серутти избавиться от мигреней. Он присоединился к молодежному спортивному клу­бу. Ему было 47 лет, и для того чтобы лучше понять науку бега, он изучал лошадей. Он вставал затемно, чтобы отправиться на стадион наблюдать за живот­ными. На стадионе было много дорожек, и седовла­сый старичок бегал рядом с лошадьми, рысью или га­лопом — часами в утреннем тумане. Тренеры и жокеи лишь покачивали головами. Серутти заметил, что, в

отличие от людей, все лошади передвигались одина­ковым образом. У лошадей были грация и ритм, их движения плавно перетекали одно в другое, требо­вали мало сил и давали при этом хорошую скорость. Они не делали ни одного бесполезного движения, хотя использовали все свое тело.

Серутти начал заниматься поднятием тяжестей, пойдя наперекор теориям о беге 1940-х годов. Он так­же поднимал камни над головой. Серутти был худой и жилистый, ходил босым и надевал лишь шорты, стараясь, насколько позволяли приличия, избавиться от лишней одежды.

Серутти пробовал все мыслимые и немыслимые варианты движения — бег с высоко поднятыми ко­ленями, бег с приволакиванием ног, на различные расстояния и с разными дыхательными техниками. Он посещал зоопарк в Мельбурне и, наблюдая за га­зелями, пантерами, леопардами и обезьянами, разра­ботал собственную теорию техники бега. В будущем лучшие бегуны мира сочетали в себе именно манеры бега лошадей, газелей, пантер и леопардов. Фредерик Матиас Александр, человек, создавший так называ­емую технику Александра, также поддерживал идеи Серутти.

Изначально совершенную природу человека испор­тило то, что Серутти больше всего презирал: изнежен­ность цивилизацией. Ничто не искажало физическую и духовную природу человека больше. Так называемый прогресс цивилизации был для человечества громад­ным шагом назад. Сам он старался сохранить единс­тво с природой и оставался бодрым и здоровым после смертного приговора, который вынесли ему врачи.

В аборигенах Серутти видел остатки того, как двигались древние люди: «Мне кажется, что они — единственные в мире, кто двигается безупречно, идет ли речь об осанке, ходьбе или беге, цивилизация как будто пощадила их. Они двигаются иначе, чем все ос­тальные люди, у них другая осанка, они по-другому

ставят ноги на землю, по-другому работают руками. Это то, чему я у них учусь».

Серутти захотел стать тренером, учителем и на­ставником.

«Стотанцы» — так назывался новый тип людей, ко­торых он хотел натренировать.

Название это происходит от слияния двух слов — «стоический» и «спартанцы». Местом рождения но­вых людей должен был стать домик площадью 15 м у гавани Портси, в 11 милях от Мельбурна.

Манифест, напечатанный на шести машинопис­ных листах, содержал в себе всесторонний план, ко­торый касался не только питания, регулярных трени­ровок и сна, но и рассматривал человека как единое целое, подчиняющееся законам Вселенной. Все это требовало известных жертв и не подходило для сла­бых людей. Главной идеей манифеста была необхо­димость тяжелой физической работы, позволяющей максимально приблизиться к природе. Только пере­став быть «порождением комфорта», человек сможет по-настоящему расти. Человек становился сильнее и цельнее через напряжение и боль, через своего рода стресс, сопутствовавший неизменной борьбе за вы­живание. Бегунам следовало относиться к спорту так, как будто они рисковали жизнью в случае проигры­ша. Только тогда они смогут достичь наивысшего ре­зультата и, кроме того, вырасти как люди, очиститься нравственно, выйти на новый духовный уровень. Для Серутти бег был примитивным занятием, возвраще­нием назад, к человеку древности и почти что наси­лием над самим собой.

Человек должен обрести свои внутренние стоичес­кие качества, общаясь с природой, спя под звездами, слушая пение птиц и плеск волн, бегая босиком по песку, нюхая цветы. Все это были старые идеи, но по-новому поданные. Выглядело это, однако, ори­гинально, поскольку Серутти выделялся на общем фоне.

Он чувствовал особую потребность в том, чтобы встряхнуть вялых бизнесменов, возродить утрачен­ное мужество и стать тренером в то время, когда мало кто в Австралии прислушивался к его идеям. Среди кинозвезд Голливуда и американских реформаторов учения о здоровье — таких, как, например, Беннар Мак-Фадден (1868—1955), эти мысли уже нашли от­клик и были воплощены в жизнь самыми различ­ными способами. Если Мак-Фадден советовал боль­ше ходить пешком и есть нерафинированную пищу, Серутти добавил к этому еще бег и силовые упраж­нения. Проблемы, волнующие Серутти, поднима­лись во многих странах. Повсюду издавались книги, призывавшие к естественному образу жизни, вклю­чавшему в себя больше движения, противопоставля­емому набирающей обороты цивилизации. Однако Серутти выделялся еще и потому, что он уделял осо­бое внимание бегу.

После опубликования своего манифеста в 1946 году Серутти попытался пройти квалификацию на учас­тие в марафонском беге на Олимпиаде 1948 года. Ему было 52 года, и он финишировал с результатом 3 часа 2 минуты, безнадежно отстав от конкурентов. Серутти осталось признать, что он слишком стар для международного спорта. Только среди других спортсменов он мог найти понимание и внимание, которого отчаянно искал, — он, выросший в семье с постоянно пьющим отцом, которого видел всего три раза в трехлетнем возрасте, так как родители были разведены.

Серутти испытал все.

Разогрев не нужен, особенно при жаркой австра­лийской погоде, подумал он, когда Ле Пери, один из его первых успешных учеников, в 1948 году обессилел на дистанции в три мили в Мельбурне из-за жары.

Джон Поттэдж, также бывший учеником Серутти, сидел в тот день в тени, пока соперники тренирова­лись под палящим солнцем. Поттэдж принял холод­ный душ и вылил на себя ведро холодной воды, пе­ред тем как стартовать. Действенность этого способа Серутти «доказал», вылив на спящую кошку ведро ледяной воды. Кошка вскочила и залезла на дерево. Ни кошки, ни другие животные не нуждаются в ра­зогреве, пояснил Серутти.

Тактика удалась. Первые две мили Поттэдж не за­мечал жары и занял третье место.

Серутти поместил статью в газете, где описал свои достижения, чем привлек бегунов, услышавших о нем и начавших приходить в его дом в Мельбурне. Многие в корне изменили свою жизнь после встречи с необузданным тренером, обладавшим особой спо­собностью убеждать и вдохновлять, даже если речь шла не только о спорте.

Серутти опробовал и сформулировал собственную философию тренировок: основной полугодовой курс, состоящий из коротких перебежек с постепенным на­ращиванием дистанций до 8—9 миль, вкупе с силовы­ми упражнениями. Так проходили три месяца, пред­шествовавшие сезону соревнований, с небольшими пробежками по стадионным дорожкам. Секундомер и дорожки мало использовались, надо было просто бежать по песчаным дюнам, вдыхая морской воздух. Серутти, находившийся уже в преклонном возрас­те, показывал здесь впечатляющий уровень бега на небольшие расстояния. Серутти лежал в укрытии в кустах и выпрыгивал на дорожку, по которой бежа­ли молодые люди, перед самым финишем, и бежал вместе с ними, приходя к финишу впереди них, для того чтобы они не зазнавались и чтобы потешить свое самолюбие. Главным было победить.

Бег по дорожкам представал в довольно бруталь­ном виде и служил символом жестокости жизни. «Бога рядом нет, — говорил Серутти, — меня тоже, мать и отец далеко, ты должен справиться с задачей сам. Тебе следует быть абсолютно независимым и де­лать то, что должен».

Серутти полагал, что спорт, требующий тяжелых нагрузок, — не женское дело. Длительные и утоми­тельные тренировки, по его мнению, отнимали женс­твенность и делали женщин похожими на мужчин.

У Серутти совершенно отсутствовала самокрити­ка, он любил находиться в центре внимания. Когда его приглашали к кому-нибудь домой, он мог запрос­то сбросить с себя лишнюю одежду и сидеть на столе в позе лотоса в шортах, окруженный гостями, и гово­рить на темы философии, показывать свои мускулы или рассуждать об основных человеческих потреб­ностях. Люди глазели на него и смеялись, некоторые даже вздрагивали, но мало кто забывал человека, от­чаянно желавшего научиться бегать в совершенстве, чтобы подтвердить свои теории.

В феврале 1955 года в Аделаиде состоялся чемпио­нат Австралии по легкой атлетике, в качестве допол­нительных упражнений для молодых людей там при­сутствовал бег на полмили и на милю. К всеобщему удивлению, на обеих дистанциях победил 16-летний выходец из Перта, Херб Эллиот. На следующий год он услышал доклад Серутти, который тот читал в Перте. В качестве теста он пробежал милю за 4 минуты 22 секунды, чем снискал горячее одобрение Серутти и пообещал пробежать быстрее четырех минут через два года.

Родители Эллиота пригласили тренера к себе до­мой, и так началось удивительное сотрудничество. Несмотря на всю свою увелеченность бегом, Эллиот был в первую очередь школьником, который курил, любил праздники и встречался с девушкой, а этого, согласно манифесту Серутти, делать не следовало, так как девушки мешали сконцентрироваться и от­нимали силы. По окончании школы Эллиот работал на фирме отца, выкуривал по 30-40 сигарет в день, пил пиво с друзьями и все меньше думал о спорте. Родители его надеялись, что поездка на Олимпиаду в Мельбурн в ноябре 1956 года снова пробудит в нем интерес к бегу. Может ли он потом немного пожить у Серутти?

—        Да, конечно, — написал Серутти в ответ.

Херб Эллиот сидел на трибуне в Мельбурне и вос­торженно наблюдал за агрессивным бегом советского спортсмена Владимира Куца. Он тоже хотел высту­пать на соревнованиях высшего мирового класса.

После игр Эллиот жил в Мельбурне, работая мон­тером на телевидении и получая за это мизерную зар­плату. Он с другом Перси и женой Нэнси, а с ними еще несколько парней решили поехать в Портси. Каждую пятницу туда отправлялись 8—10 человек, чтобы позаниматься спортом и просто пожить на природе в выходные — там жил Серутти, которого окружали спортсмены-легкоатлеты, как соотечест­венники, так и иностранцы. Семейная пара приняла его, и юноша начал жить и работать у них, занима­ясь земледельческим трудом, а когда наступало время есть, садился вместе со всеми вокруг обеденного сто­ла Серутти как член большой семьи, размер которой постоянно менялся.

Билл Стэйси доехал туда автостопом и постучал в дверь.

—        Чего ты хочешь?

—        Я хочу научиться бегать.

—        Как тебя зовут?

И так далее.

—        Я никогда не слышал о тебе, — сказал Серутти и крикнул: — Нэнси, нужно накормить еще одного человека!

Эллиот влился в это сообщество, но и резко отли­чался от него. Ему было всего 18 лет, но он был уже сложившимся человеком, как телесно, так и духовно. Он жадно впитывал в себя мудрость, слушал моно­логи Серутти о «сознании Иисуса» — представлении о боли на тренировках и соревнованиях как очис­тительном средстве: так можно было лучше понять страдания Иисуса на кресте. Если человек выносит боль, на спортивных дорожках происходят чудеса, и спорт через самопожертвование отдельных людей вознесет все человечество. Тот, кто хочет стать луч­шим и получить некоторое откровение, должен ис­кать боли, радоваться ей, он должен любить ее, ведь она столько давала взамен.

В Портси жили юноши, обладающие быстрыми но­гами и сильной волей, но никто из них не мог срав­ниться с Эллиотом. Уже в мае 1957 года он пробежал милю за 4 минуты 0,04 секунды и занял, таким обра­зом, одиннадцатое место на этой дистанции во всем мире, а ведь ему было только 18 лет. Серутти предпо­лагал, что при должной тренировке юноша справится с этим расстоянием за 3 минуты 43 секунды.

В Портси Эллиот нашел превосходное тренерское окружение, у него появлялось желание бегать при виде пляжей, скал и деревьев. Серутти знал, что люди бе­гают лучше в благоприятной обстановке. Тренировки на дорожках мало что значили для него, как, впрочем, и для Эллиота, который видел в беге красоту, а не замеры времени на спортивной арене. Они устроили тестовый забег на две мили. Серутти не стоял с кну­том, но его вид вдохновлял спортсменов, и они сами прикладывали немало стараний. Они должны были помочь себе самостоятельно, и им следовало хоро­шенько потрудиться в одиночестве, чтобы получить известность в своем маленьком обществе. И наоборот, если ученики не бежали достаточно усердно или не участвовали в беге, Серутти мог посреди зимы свер­нуть кран с горячей водой в их единственном душе.

В 1957 году Эллиот и Серутти предпринимают пу­тешествие в США, где их просто поражает местный стиль жизни. В Штатах полно людей, страдающих от ожирения и стремящихся к материальному богатс­тву. Их высказывания были напечатаны в газетах, и юному сенатору Джону Ф. Кеннеди бросились в глаза такие слова Эллиота: «Мне кажется, что деньги игра­ют здесь слишком большую роль. Такое ощущение, что люди в погоне за деньгами забыли простые ра­дости, семейную жизнь и восприимчивое отношение к природе. Народ, так балующий себя, неотвратимо ослабнет как физически, так и духовно».

Эллиот и Серутти работали вместе, но Эллиот сму­щался, когда тренер начинал свою хвастливую игру перед журналистами и конкурентами, как будто речь шла о войне: «Мы убили его», или «Мы сделали из него бифштекс» и так далее. Серутти нравилась роль успешного тренера, он не хотел ни умирать, ни быть побежденным в беге. Он ненавидел противников и не любил приветствий за руку и товарищеских по­хлопываний по плечу.

Серутти никогда не был простым супругом. Когда он в 1954 году развелся со своей первой женой и же­нился на 21-летней Нэнси, то нашел женщину, пол­ностью соответствовавшую его манифесту. Их ссоры порой принимали серьезный оборот, как, например, когда однажды во время чаепития она даже разбила бутылку с молоком о его голову. Перси получил ра­нение вследствие этого случая. Он не смывал кровь с головы целую неделю, гордясь полученной раной, и разгуливал так по всему Портси, словно мальчишка, не желающий, чтобы ему промыли рану.

Тот же человек благоговейно слушал музыку Бет­ховена и Верди или восторгался работами да Винчи и Микеланджело.

Большую роль играли соревнования, проводив­шиеся регулярно. За день до самого важного забега Эллиота они с Серутти пошли на беговую дорожку, и старик пробежал по ней четыре круга, выжав из себя абсолютно все. «Ты, возможно, бегаешь быстрее меня, но ты так не напрягаешься», — сказал он, что­бы подбодрить Эллиота, ведь тому предстояло выло­житься на полную мощь и даже больше.

За день до соревнования на 1500-метровой дистан­ции на римской Олимпиаде они, как всегда, догово­рились, что Серутти будет подавать сигналы с трибу­ны. Если Эллиот пойдет на мировой рекорд и кто-то будет его нагонять, то он помашет платком. Эллиот нервничал и слушал невнимательно. Когда он на пос­леднем круге увидел безумно махавшего платком тре­нера, он забыл о том, что означает сигнал — помнил только, что надо ускорить темп.

Эллиот победил и установил мировой рекорд с результатом 3 минуты 35,6 секунды. Серутти пере­махнул через все ограждения, чтобы поздравить его в этот момент, но явилась полиция, схватила и арес­товала его.

Эллиот и Серутти сработались друг с другом. Этого нельзя было сказать, например, о Роне Кларке. На Олимпиаде 1964 года Кларк отдыхал в раздевалке пе­ред забегом на 5000 метров, взяв до этого бронзу на дистанции вдвое большей, как очевидный фаворит. Как раз перед стартом, в последнюю, самую напряжен­ную минуту, в раздевалке раздался знакомый голос: «У тебя нет шансов, Кларк, ты всегда был слабаком». Эти слова были обращены к одному из лучших бегу­нов мира, имевшему золотые медали на самых длин­ных дистанциях. Такие выговоры в трудные минуты были жестокой тактикой Серутти. Помимо прочего, это действовало на спортсменов, которые были обиже­ны и доказывали сквернослову обратное, превосходя самих себя. Но Кларку нужна была поддержка, а не ругань, и это выступление было одним из его худших соревнований, он занял лишь девятое место.

Имя Перси Уэллса Серутти тесно связано с именем Херба Эллиота, но не следует забывать и о многих других бегунах, которых он натренировал за двад­цать лет плодотворной тренерской работы в Портси. Он никогда не получил признания, к которому стре­мился, часто на него смотрели как на вздорного че­ловека с безумными затеями. Под конец жизни его здоровье ухудшилось, вплоть до того, что он практи­чески не мог говорить и глотать. О посещении вра­ча не шло и речи, до тех пор, пока его не заставила жена. Диагнозом была редкая болезнь двигательных нервов, следствием которой и стали трудности при говорении и глотании.