Есть портрет Пааво Нурми, где он стоит, одетый в кос­тюм и галстук, слегка склонившись вперед, как будто приготовившись к старту на беговой дорожке, вместе с элегантно одетым мужчиной и женщиной, кото­рые, казалось, вот-вот выстрелят из пистолета, воз­вещая о старте. Фотография была сделана в 1924 году в Голливуде. Нурми загадочно улыбается, фотографу удалось запечатлеть его хитроватую улыбку на худо­щавом лице. Рядом с Нурми на фотографии, скорее всего, семейная пара — Дуглас Фэйрбэнкс и Мэри Пикфорд: крупные звезды немого кино того времени.

Он был загадкой, живым финским беговым чудом, в 1920-х годах он ставил мировые рекорды один за другим.

Пааво Нурми родился в финском городе Турку в 1897 году и был самым старшим среди множества братьев и сестер, из которых выжили только четве­ро. Семья, строго придерживающаяся христианской морали, жила в маленькой комнатке, деля кухню с еще одной рабочей семьей. Отец Нурми, крестьянин Йохан Фредрик, работавший в то время столяром, женился на Матильде Вильгельмине. У него было слабое здоровье, он страдал сердечными заболева­ниями и обмороками. После его смерти в возрасте пятидесяти лет — это случилось в 1910 году — Пааво стал главным кормильцем семьи.

Уже тогда он определился, кем хочет стать: он бу­дет бегуном, благо от матери он унаследовал развитое тело и спортивный талант.

После смерти отца Пааво окончил народное учи­лище и начал работать. Он был мальчиком на побе­гушках и таскал тяжело груженные телеги по холмам Турку, укрепляя таким образом свое тело и волю. Ради спорта он стал вегетарианцем и отказался от кофе. В течение шести лет Нурми не прикасался к мясу, кофе, чаю, табаку и алкоголю, живя настолько аскетично и упорядоченно, что даже не общался со сверстниками. В то время как они сидели в кафе, он бегал в лесу неподалеку от дома — всегда одинокий, серьезный и целеустремленный.

Его мысли простирались далеко. Летом 1912 года тысячи финских парней начали усиленно трениро­ваться, вдохновленные олимпийской золотой ме­далью, завоеванной Йоханнесом Колемайненом. Многие надорвали себя чрезмерными тренировками, но только не Нурми, который рассчитывал нагрузки на ближайшие годы, тренируясь по три-четыре раза в неделю в беге на расстояние от 2 до 6 километров. Он начал участвовать в соревнованиях в семнадцать лет и достиг результатов в 9 минут 30 секунд на дистан­ции 3000 метров и 15 минут 57 секунд на дистанции 5000 метров. Однако он был медлителен, ему недо­ставало умения ускоряться. После долгих тренировок со спринтерами и многочисленных упражнений на тренировку скорости он повергал в шок своих про­тивников. Нурми стал меньше ходить на лыжах и на­чал вести менее аскетическую жизнь, он стал опять есть мясо и пить кофе, но в небольших количествах. Растительная и молочная пища осталась основой его рациона.

В девятнадцать лет Нурми расширяет программу тренировок. Он придавал большое значение ходьбе, проходя в день порядка двадцати пяти километров и пробегая от двух до шести километров пять раз в неделю. После этого он усиленно занимался гимнас­тикой. Пааво Нурми проходил воинскую службу в армии в 1919 году; там его шокировало то, что нуж­но было бежать, а не идти в полной амуниции на длинных марш-бросках, по дорогам и пересеченной местности.

Сезон 1919 года был одним из важнейших для Нурми, он начал использовать секундомер на трени­ровках и соревнованиях и стал развивать свою при­вычную скорость. Часы в кулаке стали его визитной карточкой. Это раздражало противников и впечатля­ло зрителей, когда бегущий Нурми смотрел на часы. О чем он думал? Секундомер давал ясное представле­ние о времени, и зрители понимали, что исход сорев­нования можно просчитать. Нурми не хотел ставить ошеломляющих рекордов, ему по душе было посте­пенное улучшение результата.

Нурми наведывался на железную дорогу, чтобы тренироваться в скорости и увеличивать дистанцию. В 1920 году он бежал за поездом из Турку в Литтоис два километра, держа при этом скорость выше обыч­ной. Он следовал за неспешно едущим составом, в то время как пассажиры смотрели и показывали на него пальцами.

Независимая Финляндия впервые отправила сво­их спортсменов на Олимпиаду 1920 года в Антверпен.

На Нурми возлагались большие надежды, и он оправ­дал их, получив золото на дистанции 10 000 метров и серебро на дистанции 5000 метров.

На протяжении 1920-х годов звезды Нурми и его соотечественников ярко сияли на спортивном не­босклоне. Финское беговое чудо впечатляло журна­листов, зрителей и медиков. Финны были быстрее всех на дистанциях свыше 1500 метров, и за период с 1912 по 1940 год они установили более семидесяти мировых рекордов. Они выглядели практически не­победимыми. Когда они стояли по три-четыре чело­века в ряд, жилистые, со впалыми щеками, казалось, они созданы для бега.

Завоевав победу на дистанциях в 1500 и 5000 мет­ров всего за два часа на Олимпийских играх 1924 года, Нурми отправился потанцевать в ночной клуб. Один финский журналист удивился, увидев мастера на танцплощадке. Но Нурми знал цену танцам и отды­ху после напряженной беговой тренировки. За шесть дней он завоевал пять золотых медалей, три в оди­ночных и две в командных забегах.

После службы в армии Нурми учился в Хельсинки на техника и жил у старой женщины. Рано утром он выходил из своей комнаты на тренировки. Выходя в хлев к скотине, крестьянка наблюдала по утрам удивительное существо, быстро двигавшееся по до­роге, одетое в овчину и армейские сапоги. Путник появлялся во тьме в одни и те же часы, и женщина думала, что с этим человеком не все в порядке. Но она ошибалась, это был Пааво Нурми, пробегавший перед учебным днем две мили, неся при этом 30-килограммовый груз на спине. В восемь утра он уже сидел за партой и слушал лекции.

В это время у Нурми начала складываться своя манера бега. Он бежал, довольно широко раскинув руки и работая ими, двигая тело вперед длинными шагами и активно работая бедрами. Стиль этот стал популярным, и многие пытались копировать его, чтобы сократить отрыв между финским спортсменом и остальными бегунами. Этот стиль требовал силь­ных бедер и способности передвигаться длинными шагами не уставая.

В США хотели, чтобы Нурми выступил и у них в стране. Во время переезда через Атлантику он бегал на палубе корабля, после чего в течение часа при­нимал ванну, чтобы расслабить мышцы к приезду в Нью-Йорк 9 декабря 1924 года. Вместо того чтобы въехать в роскошную виллу, он предпочел остано­виться в скромном подвальном помещении у своего соотечественника на окраине города. Его молчание вызвало еще больше интереса в Америке.

Нурми тренировался и участвовал в соревнова­ниях — три-четыре раза в неделю, по вечерам, на маленьких, отдаленных дорожках с немногочислен­ными поворотами, окруженных дымящей табаком публикой. Было непривычно много шума, суеты и света от электрических ламп, представление закан­чивалось только лишь к полуночи, когда Нурми, бывший гвоздем программы, пересекал линию фи­ниша. Потом он отправлялся домой, ложась спать около двух часов ночи. Но утром все равно вставал в семь часов, не позволяя себе спать в дневное время. Тот же самый распорядок повторялся на протяжении января и февраля, в течение которых Нурми принял участие в двенадцати забегах, и марта, на который выпало пятнадцать соревнований. Многочисленные путешествия на автомобилях и пароходах, рукопожа­тия с незнакомыми ему людьми, фотографии с из­вестными людьми, визиты в школы и университеты, демонстрационные забеги в армейских частях — все время новые места и новые поводы продемонстриро­вать технику бега. Нурми не собирался проводить в Америке так много времени, но популярность застав­ляла его откладывать дорогу домой.

Легкая атлетика в спортивных помещениях при­влекала большое количество американцев. В каждом большом городе и в каждом университете находились разнообразные арены и тренировочные залы с пола­ми из дерева, цемента, плитки или просто земли, ко­торые из цирковых арен или боксерских рингов быс­тро переделывались под беговые дорожки с крутыми поворотами. Занятия легкой атлетикой в спортивных залах идеально подходили для дуэлей и соревнований на пари, напоминавших скачки. Нурми стал королем этих арен, и вместе со своим ассистентом и перевод­чиком Хуго Квистом покорил практически целый континент.

Чтобы избавиться от усталости во время дороги, Нурми выпрыгивал из поезда и бежал вдоль платфор­мы. Даже в дороге он не изменял обычая обтирать­ся холодной водой и бить себя березовыми прутьями после ванной.

Пресса стаей вилась вокруг человека, который был словно создан для того, чтобы занять свое место в галерее легендарных персонажей.

Газетный магнат Рэндольф Херст мог испортить человеку жизнь при помощи пересудов в газетах, но он также мог и превратить человека в полубога. Нурми, воплощавший древнюю европейскую силу, приносил Херсту хорошие доходы.

Нурми представлял часть света, романтизировав­шуюся американцами. Многие недавно приехали в Америку и скучали по своим родным странам или, по крайней мере, по своим представлениям о них. Шумиха вокруг Нурми росла, поскольку он не да­вал интервью. Когда находившиеся рядом с ним журналисты и фотографы щелкали затворами из-за каждого угла, этим они ничего не могли добиться от спортсмена. Тогда они писали свою версию событий, где речь шла либо о превосходном, либо об отвра­тительном его состоянии, в лучшем случае со ссыл­кой на информацию от менеджера. Молчание могло быть истолковано как заносчивость, и в любом слу­чае его нужно было как-то прояснить. Эта близость и одновременно замкнутость Нурми способствовали возникновению мифов о нем. Ни один другой инос­транный бегун ни до, ни после Нурми не обрастал легендами так быстро и в такой степени, как он.

Для Финляндии Нурми тоже значил неизмеримо много, и его невероятный рекламный потенциал был оценен в десятки миллионов долларов. Один амери­канский банкир отправил телеграмму известному женевскому предпринимателю, где по собственно­му почину предложил Финляндии новые кредиты на хороших условиях. Если уж страна рождает таких героев, то ей вполне можно доверять. Держатели ма­газинов, прибывшие в Америку из Финляндии, анон­сировали товары с изображением или именем Нурми. Финны начали ассоциироваться с целеустремленнос­тью и волей к победе.

Рекорды в легкой атлетике сыпались один за дру­гим. Непривычные дистанции в ярдах и милях — а последние могли измеряться еще и в половинах, чет­вертях и восьмых долях — привели к тому, что Нурми установил порядка 30 рекордов в 50 соревнованиях. Так как публика ждала прогресса, организаторы от­меряли необычные дистанции, чтобы иметь возмож­ность заявить о новом мировом рекорде после сорев­нования. Нурми проиграл один раз и один раз сошел с дистанции.

Мало кто из белых спортсменов мог тягаться с Нурми, но на западном побережье США ходили слухи об индейцах, которые были непобедимы на длинных дистанциях. В конце апреля Нурми сорев­новался с индейцами на дистанции в три мили на лос-анджелесском стадионе. Он легко оторвался от лучшего индейского бегуна племени хопи на глазах 40 000 зрителей, наблюдавших за этой дуэлью белого человека и коренных жителей континента.

Позже появилась фотография, на которой изобра­жен Нурми, с каменным лицом держащий кубки и цветы, а по обе стороны от него стоят организаторы соревнования, в костюмах и галстуках, круглолицые и раздувающиеся от гордости, словно они нашли зо­лотую жилу. На впалом, аскетическом лице Нурми различимо глубокое удовлетворение — он выглядит, словно человек с другой планеты, думающий: «Я победил, я — лучший в мире бегун, и этого у меня никто не сможет отнять». Многолетняя дисципли­на и целеустремленность создали вокруг личности Нурми ореол загадочности. Так он часто и стоял пе­ред восхищенными зрителями, но готовый при этом совершенствоваться и удерживать позицию лидера, не позволяя никому к себе приблизиться.

Как обычно, в ходе турне по США в 1925 году Нурми услышал профессиональные упреки в свой ад­рес. Некоторые меценаты платили ему дополнитель­ные неофициальные гонорары, что могло привести к потере статуса любителя. Атлеты поговаривали, что американцы хотят уличить своих европейских конку­рентов в мошенничестве, не дав им, таким образом, участвовать в Олимпиаде.

Нурми получил предложение контракта на 60 000 долларов; он должен был пять месяцев выступать в цирке, а также предложение снять о нем фильм, здесь он должен был получить 25 000 долларов. Оба пред­ложения были им отвергнуты. Один театральный де­ятель хотел посадить финна за швейную машинку, чтобы продемонстрировать, какую скорость может развить человек при помощи ног.

Часто Нурми участвовал в соревнованиях, получая нелегальную зарплату. Понятно, что причиной этого явилось не только детство, проведенное в бедности и забота о семье. После долгих лет самоотречения он мог обеспечить себе будущее. Позже Нурми купил себе дом в Хельсинки и стал наиболее состоятельным из всех звезд большого спорта.

Неофициальные любительские соревнования пред­полагали и альтернативные методы оплаты. Проще го­воря, знаменитость вполне могла себе позволить брать неофициальные гонорары — 800 долларов составля­ли обычную сумму для всех звезд большого спорта в США. После встречи организатор заходил в комнату в отеле, где располагался спортсмен, с денежными ку­пюрами в карманах или же с оговоренной суммой в конверте, в зависимости от того, установил ли бегун новый рекорд или нет.

—        Я ставлю восемьсот долларов на то, что ты не смо­жешь перепрыгнуть через стул, — говорил менеджер.

—        А я ставлю на то, что смогу, — отвечал спортсмен и перепрыгивал.

Так незаконная сделка маскировалась под безо­бидное пари.

Все посвященные в это дело знали об этом, но немногие осмеливались доносить, так как и сами были повинны. Однако, конечно, находились и такие спортсмены-любители, которые достигали вершин, не нарушая правил.

Американское турне 1925 года пошатнуло физичес­кое состояние Нурми. С 1924 года он никогда больше не превосходил собственных рекордов на олимпийс­ких дистанциях 1500, 5000 и 10 000 метров (3 мину­ты 52,6 секунды, 14 минут 28,2 секунды и 30 минут 6,2 секунды соответственно). Спираль его успеха на­чала медленно вращаться в обратную сторону, серии побед становились реже, а поражения чаще.

Сезон 1928 года, казалось, был последним. Но сле­дующей зимой Нурми отправился в новое турне по Америке, на этот раз уже не такое продолжительное, и снова обрел форму, став сильнее, чем когда-либо на длинных дистанциях и желая достигнуть пика своей карьеры победой в марафонском беге на Олимпиаде 1932 года в Лос-Анджелесе.

Но его мечте не было суждено сбыться. Весной 1932 года Нурми был дисквалифицирован решением Международного олимпийского комитета. Его обви­нили в том, что он сделал спорт своей профессией. Нурми приехал в Лос-Анджелес и продолжал свою борьбу, надеясь все-таки участвовать и надеясь на снисхождение до последнего.